Служение людям и уход в великую нирвану
«Тот несравненный остров, где ничем не владеют, где ничего не жаждут, я называю Нирваной — свободой от разрушения, смерти и гибели. Ключ в царство Истины следует искать в глубине своего сердца».
Дхаммапада
«Во время, когда луна исчезла за горой, наивысший из мудрецов ушел в Нирвану».
Шакъяшри
Жизнь буддийской Сангхи
Первые бхикшу Будды жилив шалашах, пещерах, часто ночевали в лесу, под одиноким деревом, в расщелине скалы и других неуютных, но способствующих углубленному и обостренному восприятию местах.
Будда отменил и даже запретил мучительные самоистязания, столь близкие сердцу индийских искателей истины. Внешняя опрятность буддийских бхикшу резко контрастировала с грязными, покрытыми пеплом и навозом брахманскими аскетами. Чистота и строгая красота царили в вихарах — первых буддийских монастырях, которые возникли сначала в двух, подаренных ему рощах— Велувана и Джетавана. Буддийские монастыри для многих казались раем на земле, обетованными оазисами внутренней и внешней чистоты, где усталый путник мог бы предаться размышлениям и созерцательной практике без помех» в тишине и спокойствии.
Один раджа как-то сказал Будде: «Видел я на своем веку немало шраманов, великих подвижников, живущих совершенной жизнью до последнего вздоха, но такой совершенной, законченной подвижнической жизни, Владыка, как здесь, нигде не встречал. Всюду смута, раздоры, волнения: сражаются цари с царями, князья с князьями, горожане с горожанами, брахманы спорят с брахманами, ссорятся мать с сыном, отец с матерью, отец с сыном, брат и сестра между собою, друг со своим другом. Здесь же, Господин, я вижу монахов, живущих в согласии, бхикшу, живущих в единении, без распрей. Нигде, нигде, Господин мой, я не видел столь единодушного собрания, как здешнее».
В Дхаммападе есть такие строки, подтверждающие слова раджи: «О, мы живем очень счастливо, невраждующие среди враждующих; среди враждебных людей живем мы, невраждебные. О, мы живем очень счастливо, небольные среди больных; среди больных людей живем мы, небольные. О, мы живем очень счастливо, хотя у нас ничего нет. Мы питаемся радостью, как сияющие боги».
Воспитание бхикшу
Главное воздействие оказывали на людей дела самих буддийских бхикшу: многие убеждались, что бхикшу Шакьямуни на деле осуществили тот жизненный идеал, о котором издревле говорили мудрецы Индии. «Многие люди порочны, — повторяли бхикшу слова Учителя, — но мы, последователи великого Будды, будем терпеть оскорбления, как слон в битве — стрелу, выпущенную из лука». Милосердие ко всем — девиз бхикшу. Он знает, как много в мире зла, и не хочет умножать его. «Все дрожат перед наказанием, жизнь приятна для всех — поставь себя на место другого. Нельзя ни убивать, ни понуждать к убийству».
Этот принцип «ахимсы» — непричинения вреда живому и природе, который является одним из положений восьмеричного пути арьи, всегда встречал отклик в сердцах людей Индии. Для того, чтобы достичь такого уровня, необходима постепенная борьба со страстями. Поэтому Будда говорил: «Кто сдерживает пробудившийся гнев, как пытающуюся сойти с дороги колесницу, того я называю колесничим: остальные просто держат вожжи». Овладение ступенями духовного пути рассматривалось Буддой как «некий ряд постепенно восходящих уровней. Начав с внутренней решимости победить в себе волнение преходящего и суетного, человек подавляет свои темные, злые качества и наклонности. Он должен, во-первых, быть добр ко всем, во имя освобождения себя и других от власти зла. «Истинный бхикшу, — говорил Будда, — не разрушит ничьей жизни. И ни страх, ни иные соображения не заставят его отбросить милосердие и сострадание, он дружественен и внимателен ко всем существам, одаренным жизнью. Он, бхикшу, должен избегать лжи, кражи, должен быть целомудренным, правдивым, должен отбросить грубость, жадность, празднословие, искать во всем справедливость».
Некоторые аскеты, даже получив посвящение от Будды, имели старые привычки. Они, например, пугали население деревень своим видом или действиями. Но Будда не советовал так поступать бхикшу. Он говорил: «Так же, как пчела, садясь на цветок, не ломает его лепестков, а только берет некоторое количество нектара, так и совершенный бхикшу, появляясь в деревне, ничем не нарушает ее спокойствия, беря немного пищи себе на пропитание».
Учитель советовал не поддаваться оскорблениям других и в ответ не взращивать в себе гнев по отношению к тем, кто не воспринимал и хулил Дхарму.
«Если те, которые не с нами, о бхикшу, стали бы порицать меня, или Дхарму, или Сангху, то вы не должны по этому поводу впадать в гнев, вражду или досаду.
Если же вы впали в раздражение по этому поводу, то для вас, а не для противников ваших появилась бы опасность, так как вы потеряли бы способность судить: верно ли было то или нет, о чем они говорят?» — спросил Будда. «Не должно, Учитель», — отвечали бхикшу.
«Если станут говорить так, то, о бхикшу, вы должны объяснить, что именно неправильно в их суждениях, и сказать им: «Это неправильно, это не так, это у нас не одобряется».
Будда учил, что бхикшу должен обладать не только нравственным совершенством, но и целостным самообладанием и осознанием, терпеливо переносить все тяготы и лишения подвижнической жизни.
«Размышляющий мудро переносит и холод, и зной, и голод, и жажду, не боится ядовитых насекомых, ветра, солнца и змей. Он не отвечает тем же на слова поношения, спокоен перед телесными страданиями, перед самыми горькими муками, томительными, беспокойными, разрушительными для жизни».
Когда на бхикшу нападал ужас или страх, то Будда советовал в таких случаях обращаться к трем драгоценностям: «Я вам, бхикшу, так говорю: если на вас в лесу, или под деревом, или в пустой келье найдет страх, оцепенение, мороз по коже, вспомните тогда о Татхагате таким образом: «Он, Джина, святой, истинно-просветленный, совершенный в знании и поведении, Сугата, познавший мир, непревосходимый, укротитель буйных, Учитель богов и людей, Пробужденный, Бхагават». Как вспомните обо Мне, так тот страх, оцепенение, мороз по коже, что найдут на вас, отпустят вас.
А не вспомните обо мне, так вспомните об Учении: «Возвещено оно во благо Победоносным Буддой, Дхарма, зримая, бесконечная, ко всем обращенная, притягательная, внутренне познаваемая проницательными». Как вспомните вы о Дхарме, так тот страх и оцепенение, что найдут на вас, отпустят вас.
А не вспомните об Учении, вспомните о Сангхе: «На благом пути Община слушающих Будду, на прямом пути Сангха слушающих Джину. Достойна она почитания, очень достойна, заслуживает благоговения. Она для мира – высшее поле заслуг». Как вспомните вы об Общине, так тот страх, оцепенение и другое отпустят вас.
Почему это так? Потому, о бхикшу, что Татхагата — Архат, Истинно-просветленный, свободен от страсти, свободен от ненависти, свободен от заблуждений, лишен страха, нет у Него боязни, не подвержен панике и испугу».
«Истинный бхикшу проходит среди волнений жизни »тихим и свободным», не ищет почета или уважения. Он укротил все желания сердца, никого не осуждает, в нем нет ненависти к грешникам, но нет и одобрения. Он излучает в мир волны радости и дружественности, милосердия и сострадания, при равном отношении ко всем. Ибо совершенно отрешение радостного, познающего и созерцающего истину. Совершенен твердый духом, не наносящий никому страдания. Совершенен покончивший со всякой страстью, победа над сопротивлением «Я» поистине есть высшее наслаждение».
«Никогда капля росы не удержится на лепестке лотоса; никогда мудрый не прилепится ни к чему из того, что видимо, слышимо и создано. Кто стряхнул с себя все греховное, тот ничего не воспримет в жадности из видимого, слышимого и созданного. Он не ищет очищения посредством другого, ибо ничто, идущее извне, не радует и не огорчает его*.
Нирвана, о которой учил своих учеников Будда, является уделом старательных и прилежных. Путь к ней — чистое созерцание. Архат, отбросивший привязанности, свободный от суеты, печали и радости, закаленный в школе самоуглубления, при жизни приобщается к «непроявленному бытию». Тем самым он освобождает себя от дальнейших странствий в мирах сансары.
Посещение родного дома
Слава великого Будды разносилась львиным голосом по всей земле Магадхи. Дошла она и до Капилавасту — родины Пробужденного. После пяти лет служения людям Будда решил навестить родные места. Для него они были как места своего рода прошлой жизни.
Весть о его приближении привел Шакьев в смятение: престарелый раджа Шуддходана был рад наконец увидеть единственного сына и приготовил пышную встречу. Он приказал убрать дворец цветами и созвал многочисленных гостей. Впрочем, среди Шакьев находились и такие, которые не разделяли отцовской радости: им казалось унизительным встречать с такими почестями нищего бродягу, покинувшего отца, изменившего своему долгу. Их ропот привел Шуддходану в некоторое замешательство.
Между тем Пробужденный с большой свитой бхикшу, в неизменных красновато-желтых одеяниях, приблизился к родному городу и расположился в роще неподалеку от главных ворот. Узнав об этом, Шуддходана не знал, как ему поступить. Отцовское чувство влекло его немедленно поспешить навстречу ушедшему много лет назад сыну, но, с другой стороны, он не мог устранить уязвленную гордость раджи и свою неприязнь к бхикшу, которых он рассматривал как источник своего несчастья, и это останавливало его. Ведь цари не бхикшу, которые свободны от предвзятых мнений.
В конце концов, отец в нем победил царя, и он отправился в рощу искать Сиддхартху. Когда же он и его свита, увидели царевича в нищенском рубище, с обритой головой, с чашей для подаяния, от печали и негодования они не могли произнести ни слова.
Пробужденный устранил тягостность момента демонстрацией чудесных превращений. Он поднялся в воздух и сел в йогическую позу, распространив из своего тела тысячи радужных лучей, на концах которых образовались сияющие будды, выпускающие в свою очередь такие же лучи с такими же буддами, сидящими в лотосе, чуть меньшего размера, так что в следующий момент все видимое пространство заполнилось мириадами пульсирующих светом будд. Затем манифестация сменилась другой: лицо его стало поразительным образом меняться, являя на краткий миг образы будд-предшественников и будд грядущих, из груди его вырвалось ослепительное пламя, затем поток журчащей воды, поднялся вихрь, разметавший тело Муни на множество мельчайших частей, которые через некоторое время вновь собрались, образуя стоящую фигуру Пробужденного…
Люди онемели от изумления. Однако даже такое проявление могущества, указывающее на полное овладение тайной проявленного существования, не преодолело предубеждений раджи. Он снова увидел нищего аскета. Сердечной беседы не получилось, и понимания не прибавилось. Растерянный раджа удалился в самых противоречивых чувствах. Наступила ночь, и бхикшу пришлось ночевать под открытым небом.
Наступило утро и Пробужденный вместе со всеми, как ни в чем не бывало, отправился в город просить милостыню, опустив глаза и в полном молчании. Когда слух об этом дошел до Шуддходаны, в доме начался переполох. Гордость шакьяского раджи была еще более поражена, он поспешил найти сына и осыпал его упреками: «Неужели у нас не найдется пищи для твоих бхикшу? — кричал он, — не срами нашего славного царского рода! У нас никогда в роду не было нищих!
Пробужденный спокойно и невозмутимо отвечал, что Он более всего ценит не кровное, а духовное родство и что Его великие предшественники Будды также странствовали, живя подаянием. Видя, что отец смягчился, Будда дал свое согласие вступить под кров бывшего родного дома.
Едва он вошел, ему навстречу выбежала его жена Яшода. Увидев мужа в одежде странствующего аскета-шрамана, она бросилась к Его ногам, заливаясь слезами. Отец в это время оплакивал горькую судьбу невестки и рассказывал, что с самого того дня ухода она была ему верна и вела почти подвижнический образ жизни.
Насколько возможно щадя человеческие чувства своих бывших родных, Пробужденный Сиддхартха Гаутама долго вел речь о достоинствах и пользе отрешенной жизни, о тщетности мирского существования, о причинах возникновения волнения в этом мире.
Зрелище было необычным и удивительным. Воинственные Шакьи и нищие бхикшу находились рядом. Гордыня, спесь, высокомерие сошлись с терпимостью, смирением и рассудительностью. Такого не видывал дворец Шуддходаны. Многие из Шакьев, оставив прошлое, услышав от бывшего царевича: «Приди ко мне, о бхикшу!» — облачились в монашеские одежды.
Будда утешил Яшодхару, рассказав ей о предопределенности случившегося, о неизбежности для каждого живого рано или поздно задуматься о вечной неразрушимой обители. Ей и Шакьям Он поведал о восьмеричном пути истинных арьев, а не по роду и происхождению. Он раскрыл перед ними тайны былых рождений, объясняя деяниями прошлого глубинный смысл своей и их судеб. Будда предложил Маудгальяяне, всеведающему и мудрому, поведать древнюю историю всех будд и происхождение рода Шакьев, чем привел присутствующих в восторг, заставив многих глубоко задуматься и припасть после повествования к стопам Учителя.
Через некоторое время к нему подошел мальчик. Все это время он вместе со всеми слушал необычного странника, и когда присматривающие за ним уже были не в силах скрывать от него, кто это, он подбежал и попросил у отца наследства, как ему подсказали. Отец так описывал свою жизнь, что отношения между отцом и сыном наладились без посредников, и Рахула не захотел с ним расставаться, попросившись в Сангху. Несмотря на некоторое недовольство упрямых Шакьев, «сам ушел, да еще ребенка сманил». Он принял Рахулу в Сангху, сказав: «Приди ко мне, о бхикшу». При этом Будда сказал, что принимать детей в Сангху можно только с согласия родителей.
Через несколько дней после встречи бхикшу последовали далее за Пробужденным, который шел теперь рядом со своим сыном. По пыльной дороге последовало и множество Шакьев, одевших одежду бхикшу. Будущее покажет, что они, таким образом, обрели не только невидимую обитель, но и в прямом смысле спасли свои жизни от уничтожения в последней для Шакьев битве. Очень многие приняли обеты Панчашилы, став упасаками или упасиками, как Яшода, бывшая жена царевича.
Происки Дэвадатты
После посещения Ка-пилавасту Сангха пополнилась многими родными самого Будды. Обеты бхикшу приняли многие Его знакомые по детству и юности. Таковыми были Нанда, Дэвадатта, Ананда и многие другие, которые влились в общину сразу вместе после проповеди во дворце Шуддходаны. Двое из них, его двоюродные братья, Ананда и Дэвадатта впоследствии стали играть весьма заметную роль в жизни буддийской Сангхи: один преданно служил Ему всю жизнь до конца, другой из зависти и дурных наклонностей всячески мешал Пробужденному, пытаясь расколоть Общину.
«Когда глупец на свое несчастье овладевает знанием, оно уничтожает его удачливый жребий, разбивая ему голову. Он может возжелать неподобающего ему положения среди бхикшу и власти в вихарах и почитания других родов», — эти слова Будды были сказаны именно про Дэвадатту, двоюродного брата Гаутамы, который причинил Учителю много огорчений за все то время, пока он был в сангхе.
Каких только способов не измышлял он, чтобы умалить Будду в глазах окружающих и увеличить собственное значение! Он предлагал бхикшу свою власть, предлагал отстранить Будду от руководства сангхой, пытался занять его место. Он затевал интриги при дворе махараджи Магадхи с целью опорочить Гаутаму Будду, но Аджаташатру не пошел на предложения Дэвадатты. Когда в среде бхикшу или мирян возникали разногласия, то Дэвадатта оказывался в гуще происходящего и раздувал все кофликты до внушительных размеров.
Будда обладал гибким умом: если условия менялись, то соответственно менялись и некоторые правила, регулирующие жизнь общины. С появлением вихар-монастырей многие правила лесной жизни бхикшу оказались если не невыполнимыми, то, по крайней мере, не нужными в новых условиях проживания. Поэтому Будда отменил ряд правил, основанных на прецедентах ранней скитальческой жизни, и смягчил Винаю. Это сразу было расценено некоторыми ревнителями суровой жизни как отступление от святости, чем не преминул воспользоваться Дэвадатта.
В этом проявилась неумеренность Дэвадатты, его двойственность. Во-первых, когда он вошел в доверие к бывшему царевичу Аджаташатру, ему и его окружению, бывшим с ним младшим монахам, подавали ежедневно по 500 порций риса на молоке. Не в силах устоять перед такими почестями, Дэвадатта возгордился, что и стало началом его падения. Во-вторых, уже замыслив раскол сангхи, Дэвадатта предложил Пробужденному ввести в общину более суровые правила, в том числе полностью отказаться от употребления мяса и рыбы, не ночевать в помещении и другое. Таким образом, Дэвадатта был неумерен в самом буквальном смысле: не знал меры и отклонялся от нее то в одну сторону — чрезмерного переедания, то, в другую — чрезмерного поста.
Собрав, таким образом, недовольных, числом около пятисот, Дэвадатта предъявил Будде требование: отказаться от новшеств, от монастырей, от оседлости, вернуться к более частым проведениям обряда Пратимокша. В требованиях Дэвадатты сквозила ревность к Будде, и преобладало внешнее, формальное и догматичное отношение к практике.
Будда отверг все притязания раскольника. Дэвадатта не подчинился, ушел из сангхи в лес, увлекши за собой полтысячи аскетов. Бхикшу, благодаря увещеваниям Шарипутры и Маудгальяяны, были возвращены — двум великим стхавирам («старейшинам») пришлось применить чудесные превращения и устроить интереснейший диспут, но сам Дэвадатта не оставил своих преступных замыслов. Он подослал к Будде наемных убийц, но на них напал страх и ужас, впоследствии и они приняли его Учение.
В другой раз Дэвадатта взобрался на гору и сбросил на проходящего внизу Будду и его учеников огромный кусок скалы. Но этот камень упал на две склонившиеся друг к другу вершины, так что Будда лишь слегка ушиб себе ногу.
В третий раз, находясь в Раджагрихе и зная, что там есть буйный слон, топчущий людей насмерть, Дэвадатта подговорил людей пустить его по той узкой улице, по которой пойдет Бхагават. Архаты и Арья сначала просили Учителя свернуть куда-нибудь и уклониться, но Будда успокоил их, сказав, что «Будды насильственной смертью не умирают». После этого Арья-святые действительно отступили, не искушая судьбу, остался один Ананда, который тогда еще не был архатом, но «просто любил» просветленного. Он пытался заслонить собою учителя, но Будда попросил его не делать этого и отойти. Когда разъяренный слон приблизился, Будда смирил его добротой, и животное успокоилось, и мирно подошло.
Будда часто рассказывал ученикам о кармических причинах, приведших Дэвадатту на дурной путь. Эти причины были посеяны еще в далеких прошлых жизнях, когда Дэвадатта, будучи другим существом, злыми деяниями сотворил себе собственную карму, чтобы во время жизни Пробужденного противостоять Ему. Принял его Шакьямуни исключительно из милосердия, чтобы смягчить его последующую участь.
Деятельность Будды и без происков Дэвадатты была полна всевозможных приключений и опасностей. Несмотря на его величайший при земной жизни авторитет, у него находились и другие враги, которые чинили ему препятствия.
Свирепый разбойник Амгулимала, объявленный вне закона за то, что он убивал каждого попавшегося ему путника, после неудачной попытки запугать Будду обратился в буддизм, был принят в члены сангхи и мирно окончил свои дни монахом.
Один брахман, по имени Магандия, предложил в жены Будде свою красавицу дочь, несмотря на принадлежность последнего к другой касте и на данный им обет безбрачия. Своим отказом Будда нажил в лице отвергнутой им красавицы непримиримого врага: впоследствии она вышла замуж за сына царя и пыталась отомстить Будде.
Ему пришлось пережить многое: и лживые обвинения со стороны противников, проповедников иных учений, и откровенное презрение со стороны людей, особенно родных и близких кшатриев, считавших, что такому здоровому, крепкому мужчине лучше было бы заняться земледелием или каким-нибудь другим полезным трудом.
Однако за исключением козней родственника и отдельных врагов продолжительная жизнь Победоносного протекала как мощная, уверенная в своем величии чистая река, увлекающая за собой более мелкие ручьи в движении к великому Океану Пробужденности.