Первые ученики. Первым существом, обра­тившимся к Будде Шакьямуни за настав­лениями и получившим их, был дэва, который в начале тапаса Гаутамы, стал пастухом в тех местах, и посадил дере­во для подвижника, чтобы оно давало ему тень. Ко времени Пробуждения этот пастух умер и переродился в дэвалоке — области богов, и на шестой неделе по­сле обретения Гаутамой состояния Буд­ды, оно спустилось к ногам Учителя, явившись, таким образом, первым слу­шателем его Учения.

Первыми последователями — упасаками, т. е. мирскими учениками Будды, стали два купца, гнавшие караван из Ориссы по лесу, через который шел Буд­да с обретенной только что чашей. Они, по совету некоего дэвы, приходивше­гося им родней по одному из прежних воплощений, предстали перед Буддой и предложили ему пищу — мед, рисовую кашу и сахарный очищенный тростник.

Это была первая пища, которая была предложена Будде.

Купцы, склонившись к ногам Будды, воскликнули: «Мы здесь, о Великий! Буд­да Прибежище наше, и Учение Твое При­бежище наше! Пусть отныне и на всю нашу жизнь Будда считает нас Его попе­чителями, ибо мы прибегаем к Нему! Да удостоит Бхагаван принять нас в качест­ве учеников с этого момента!»

Будда дал им свое согласие на то, что­бы они стали упасаками и наставил их в Пяти обетах. «Чему нам теперь покло­няться?» — спросили они. Будда подарил им восемь своих волос и благословил их, сказав: «Благословение Победоносно­го приносит счастье во все страны. Оно приносит осуществление всех желаемых целей. Все ваши планы должны осущест­виться, и скоро все будет благоприят­ным».

Он также провозгласил, что они ста­нут Буддами под именами Мадху и Самбхава. От них же Гаутама Будда узнал, что те, кому Он собирался возвестить свое учение, а именно его бывшие учи­теля Арада Калама и Удрака Рамапутра, уже умерли неделю назад.

Когда они расстались, Шакьямуни от­правился в Бенарес, куда ушли его пятеро учеников и товарищей по аскезе, ра­зочаровавшись в его способности достичь Бодхи.

Бенаресская проповедь. Учитель, в свою очередь, отправился на север, и пошел к городу, называемому Сарат-Хипура. Дошел, наконец, до Ганга. Там перевоз­чик спросил с него деньги за перевоз че­рез реку. «У меня их нет,» — ответил Буд­да, поднялся в воздух и перебрался так на другой берег.

Пришедши в Бенарес, Он собрал по­даяние и направился в Сарнатх. Пять Его учеников — Каундинья, Ашваджит, Башпа, Маханама и Бхадрика, которые оставили Его, увидели Его и сказали друг другу: «Вон идет шраман Гаутама, кото­рый ослабел в своей практике, оставил тапас, распустился, ел изобильно и пре­небрегал устранением всего мирского, предаваясь жизни, полной излишеств. Теперь он пришел сюда. Не будем вста­вать пред ним, не подадим ему одеяние и чашу. Если подойдет, то пусть сам са­дится вон на то сиденье, которое пусту­ет. Таково было соглашение, которое они установили меж собой, но Аджнята-Каундинья не одобрил этого в своем уме. Учитель прибыл, но эти пятеро не были способны осуществить свои наме­рения — выказать свое неуважение к не­му. Они нарушили свое соглашение и поднялись со своих сидений. Один по­дошел встретить Учителя, другой приго­товил для него сиденье и воду для омо­вения ног и рук.

«Добро пожаловать, — сказали они, — просим воссесть на это сиденье».

Будда сел и сказал им много слов, при­ведших их в восторг. Они называли его «аушмат» Гаутама — «долгоживущий», спрашивали его, не достиг ли он выс­шего знания, ибо, как они видят, чувст­ва его ясны и остры, а кожа чиста. Но Учитель сказал: «Не называйте дру­гом и высокочтимым Гаутамой того, кто стал Буддой и Татхагатой. Бхагаван есть святой — Архат и высочайший Будда. Он может спасти мир; на все живое он смотрит как на детей своих. Звать его простым светским именем — значит ос­корблять отца. Такое — недостойное де­яние. Зовите меня Буддой, Татхага­той!» — Он произнес эти слова, и пять шраманов стали его первыми учениками-бхикшу, пали к ногам его, исповеда­лись и исполнились благоговения. После слов «Придите ко мне, о бхикшу», — «счастливая группа пяти» облачилась в оранжево-желтые одеяния бхикшу. Они сбрили волосы и бороду и преис­полнились счастья.

Перед глазами Пробужденного вдруг простерлись 1000 тронов, сделанных из 7 видов драгоценностей. Он обошел три из них, которые принадлежали про­шлым Буддам, и воссел на четвертый. После этого из его тела излился свет, ос­ветивший 3 000 000 миров. Земля дро­жала, и все живые существа очистились. Из-за облаков появились сонмы богов, которые поднесли ему Золотое Коле­со — Дхармачакру с тысячью спицами и попросили его привести в движение Колесо Учения.

После этого он длительное время молчал, но в полночь заговорил с учени­ками, чтобы порадовать их.

Наконец, в конце ночи, когда начала заниматься едва различимая полоска ут­ренней зари, Он начал проповедовать. Совершенный Будда сказал: «О бхикшу, внемлите, освобождение от смерти найдено. Внемлите, бхикшу, Я наставлю вас. Я открою вам свое Уче­ние, Дхарму.

Если последуете вы моему наставле­нию, то вскоре достигнете высшего за­вершения святого стремления… Вы еще в этой жизни познаете истину и стане­те с нею лицом к лицу.

Две есть крайности, о бхикшу, кото­рым не должен следовать отрекшийся от мира. С одной стороны, обычное в миру поведение — влечение к вещам, прелесть которых зависит от страстей и, в особенности, от чувственности. Это путь низший, путь заблуждающих­ся, недостойный, неполезный, годный только для преданных сансаре и обыч­ному в ней поведению. С другой сторо­ны есть путь аскетизма, путь мучитель­ный, путь болезненный, недостойный и бесполезный.

Есть срединный путь, о бхикшу, чуж­дый этих двух крайностей, открытый Татхагатой, путь, глаза открывающий, знание дарующий, к обретению покоя, к достижению высшей мудрости, к пол­ному Пробуждению, к нирване ведущий.

Какой же этот срединный путь, о бхикшу, чуждый этих двух крайнос­тей, открытый Татхагатой, путь, глаза открывающий. Знание дарующий, к об­ретению покоя, к достижению высшей мудрости, к полному пробуждению, к нирване ведущий?

Воистину, о бхикшу, это святая исти­на о пути, ведущем к прекращению стра­дания. Это святой восьмеричный путь освобождения: истинное воззрение, ис­тинное намерение, истинная речь, ис­тинная жизнь, истинное деяние, истин­ное усилие, истинное осознавание, истинное самадхи.

Такой, о бхикшу, этот срединный путь, чуждый обеих крайностей, открытый Татхагатой, путь, глаза открывающий, знание дарующий, к обретению покоя, к достижению высшей мудрости, к пол­ному пробуждению, к нирване ведущий.

И вот, о бхикшу, благородная, святая Истина о страдании:

Муками сопровождается рождение. Мучительна старость. Мучительна бо­лезнь и смерть мучительна. Соединение с неприятным — страдание, и разлука с приятным, и всякое неудовлетворенное желание — также являются страданием. Ее пять родов сочетаний, возникающих от привязанностей, мучительны. Тако­ва, о бхикшу, истина о страдании.

И вот, о бхикшу, благородная истина о причине страдания:

Воистину, это — жажда, причиняю­щая возобновление бытия, ведущая от рождения к рождению, сопровождае­мая чувственными вожделениями, ищу­щая удовлетворения то здесь, то там: желание удовлетворения страстей, же­лание будущей жизни, жажда успеха и власти в этой невечной жизни. Тако­ва, о бхикшу, истина о происхождении страдания.

И вот, о бхикшу, благородная истина о прекращении, угасании страдания:

Воистину, это отрешение от той жаж­ды бытия, ведущей от рождения к рож­дению. Отказ от нее, прекращение этой жажды путем полного преодоления всех желаний, ввергающих нас в сансару. Это полное освобождение от влечения к этой временной жизни, избавление от него, отречение от него, отделение себя от него, победа над ним. Такова, о бхикшу, истина о прекращении стра­дания.

И вот, о бхикшу, благородная истина о пути, ведущем к нирване, к преодоле­нию страдания:

Воистину, это открытый Татхагатой путь, лишенный двух крайностей, путь, глаза открывающий, знание дарующий, к обретению покоя, к достижению выс­шей мудрости, к полному пробуждению, к нирване ведущий: истинное воззре­ние, истинное намерение, истинная речь, истинное деяние, истинная жизнь, истинное усердие, истинное осознавание, истинное самадхи.

Такова, о бхикшу, истина о средин­ном пути восьмеричном, преодолеваю­щем сансару и ведущем к нирване.

Эти истины о страдании, о причине страдания, о прекращении страдания — нирване и о пути, ведущем к ней, не встречались в учениях, передавав­шихся преданием. Внутри Татхагаты открылось видение, возникло знание, возникла мудрость, пробудилась пре­мудрость, ведущая к нирване, возник свет, я шел, о бхикшу, своим проверен­ным путем, поэтому и открылось во мне видение, возникло знание, появи­лась мудрость, пробудилась премуд­рость, проявился свет, поэтому и от­крылась Татхагате истина о страдании, о причине страдания, о нирване и о пути к ней, хотя их и не было в учениях, переданных преданием…

И оттого, что Татхагата постиг эти святые истины о страдании, о причине страдания, о нирване, и о пути к ней, и открылось в нем видение, возникло знание, появилась мудрость, пробуди­лась премудрость, и проявился свет, и что эти истины являются благород­ными, святыми, доказывают мои виде­ние, знание, мудрость, премудрость и свет.

Именно для того, чтобы я смог преодо­леть сансару, мне и понадобились эти видение, знание, мудрость, премудрость и свет.

И от того, что у меня возникли эти видение, знание, мудрость, премудрость и свет, я и смог преодолеть источник и причину страдания, именно поэтому я и приобрел навык в пути, который называю восьмеричным.

И пока, о бхикшу, знание и прозорливость Татхагаты не были вполне ясны Ему относительно каждой из этих че­тырех благородных истин в их трой­ном постижении и в их двенадцатич-ленной обусловленной зависимости — до тех пор он в неуверенности размыш­лял относительно того, достиг ли он полного пробуждения в мудрости, не-превосходимой на небесах и на земле всем родом шраманов-аскетов и брах­манов, богов и людей.

Но как скоро, о бхикшу. Знание и Пробуждение Татхагаты вполне ясно постигли и осознали каждую из этих Четырех святых Истин в их тройном постижении и в их двенадцатичленной обусловленной зависимости — лишь тог­да убедился Татхагата в достижении Им полного пробуждения в Мудрости, пол­ного просветления, не достигнутого ни на небе, ни на земле.

И вот, о бхикшу, теперь это видение, знание, мудрость, премудрость и свет проявились во мне. Необратимо отны­не освобождение Татхагаты. Мое насто­ящее бытие — последнее, бхикшу, и не будет для меня новых рождений! — так говорил Благословенный Будда. Обще­ство же пяти бхикшу и двух оленей, ра­дуясь невыразимо, превозносило сло­ва Бхагавата. И когда сутра была досказана, в высокочтимом Каундинье, первым из бхикшу, открылось видение истины, чистое, без малейшего иска­жения.

Боги, обитатели 33-х небес и другие, возгласили: «Ныне в Бенаресе, в роще Мригадавской, где упали Риши, приве­дено в движение Бхагаваном Буддой Ко­лесо Верховной Проповеди, его же дви­жение не остановить ни шраману, ни брахману, ни богу, ни Маре, ни Брах­ме, никому из Вселенной».

И в это же мгновение по всем мирам эта весть прокатилась гулом, и десятитысячекратная сфера миров задрожала, заколебалась и затряслась. Мир озарил­ся беспредельным сиянием и светом, в котором поблекли все великолепие богов и небожителей. Бхагаван Будда обратил свой взор на первого из учени­ков и воскликнул: «Ты понял, Каундинья? Ты понял, Каундинья? Ты понял, Каундинья?».

Возможно, Бенаресская проповедь не была первой, об этом говорят неко­торые тексты тибетской и китайской традиций, но она считается таковой, потому что более ранние откровения Будды слишком сложны для понимания обычных людей.

\

Учитель Будда, таким образом, понял живых существ, под­верженных страданию, ослепленных мраком невежества, связанных узами эгоис­тичных взглядов, придавленных горой гордости, истребляемых огнем желания, ранимых оружием ненависти, брошен­ных в пустыню сансары и неспособных пересечь поток рождения, старости, бо­лезни и смерти. Чтобы освободить их от страдания, из промежутка между Его зуба­ми, напоминающими прекрасную звон­кую раковину, Он вытянул свой язык, на­деленный чудесной силой, извлек звук голоса, подобный голосу Брахмы, и из­ложил свое драгоценное Учение.

Второй сутрой, которую Он произ­нес, была сутра о несуществовании ка­кой-либо отдельной и изолированной от окружающего мира «души» или Атмана.

Учение было провозглашено, и первые пятеро, или «счастливая группа пяти», стали первыми бхикшу-монахами Будды, на­чиная с Каундиньи, который после пер­вой проповеди стал Архатом. Это были первые члены буддийской Арья Сангхи — Вселенского братства освобожден­ных — Будды и его сыновей.

«Я освобожден, бхикшу, — наставлял их Будда, — от всех уз, человеческих

и божественных. И вы, бхикшу, так же свободны от них. Идите же, бхикшу, и странствуйте для приобретения мно­гих, для блага многих, из сострадания к миру, ради пользы и благополучия всех существ и людей.

Не ходите, бхикшу, по одному и тому же пути. Проповедуйте Дхарму истин­ную в своем начале, середине и конце, истинную по духу и исполнению. Моя Дхарма есть Учение милости для всех. Проповедуйте Дхарму ясно и понятно. Я призываю вас, бхикшу, чтобы каждый учил Дхарму на своем родном языке.

Провозглашайте необходимость со­вершенной, чистой й святой жизни. Есть существа, очи которых едва-едва за­стилаются прахом. Но если не будете проповедовать им Дхарму, то они так и не достигнут спасения. Если же Уче­ние будет им возвещено, то они постиг­нут Дхарму.

И я также, бхикшу, направлюсь в Урувелу, в Сенанинагаму, для проповеди Дхармы».

В той местности, ку­да отправился Будда, предавался тапа-су отшельник-шраман — огнепоклон­ник Кашьяпа. Он считал огонь первопричиной всего мироздания. Очень много людей почитали его и счи­тали своим учителем. Будда и Кашьяпа встретились при большом скоплении народа из Раджагрихи и, общаясь, приме­нили по отношению друг к другу множе­ство аргументов и сиддх. Их пещера, куда они удалились для диспута, содро­галась от громов и окутывалась густым черным дымом. Когда, после продол­жительного времени, пелена рассея­лась, то все смогли лицезреть на холме Гайяширша победоносного Будду Шакьямуни и склоненного к его ногам вели­кого старца. Толпа из его 500 учеников и людей, почитателей из народа окру­жили их. Все они верили, что в Огне скрыта божественная рила — источник всего. И вот перед этими людьми, быв­шими учениками Кашьяпы, Будда про­изнес свою Огненную сутру, где переос­мыслил огонь в духе Дхармы, представив его пламенем, в котором бурлит вся вселенная.

Он говорил: «Все горит, бхикшу. Все в мире объято пламенем. Но каким об­разом, о бхикшу? Взор ваш горит. Видимыe вещи горят. Горят впечатления, основанные на зрительных восприятиях. Соприкосновение взора с видимыми вещами — уже вспышка пламени. Ощу­щение, этим соприкосновением произ­водимое, приятное ли, неприятное или безразличное, также — горение…

Но каким же огнем пламенеет все это? И я говорю истину: все горит огнем вожделения (тришна), огнем гнева, ог­нем неведения, горит муками рожде­ния, горит печалью увядания и терзани­ем смерти, горит дыханием скорби и стонов, горят неизбежностью стра­даний. Все объято огнем уныния и отча­яния. Слух наш горит. Звуки обжигают уши. Мы вдыхаем запах огня, и язык ощущает вкус пламенеющей сансары. Тело наше в огне. Прикоснитесь к пред­метам этого мира, и они горят… Дух наш объят огнем, и наши мысли пыла­ют… О, бхикшу, осознайте все это! Уче­ник, наставляемый в Учении, идущий путем благородным, понимает сказан­ное мною, сказанное Татхагатой. Взор его переполняется утомлением, ему не­выносимо видеть пылающие вещи, его жгут впечатления рассудка, основанные на видении пылающего вихря санса­ры… Он изнемогает от треска огня и от всех ощущений тела, которые есть при­косновение огня. Процесс самого мыш­ления — костер… Но спокоен он, видя это, сбрасывает тлеющую одежду стра­стей и становится свободным от них. Освободившись, он достигает своей Нирваны, своей свободы, и реально по­стигает, что способность к перерожде­нию погашена в нем, что совершена святость, выполнена Дхарма и дальней­ший возврат в этот огненный мир более для него невозможен…»

У него сразу появилось полтысячи учеников, преданных и счастливых бхикшу. Даже нага Мучилинда, укрывав­ший в свое время Бодхисаттву в джунг­лях своим телом, явился к нему в обра­зе юноши для получения поучений в Дхарме. Поодиночке и группами, аскеты-шраманы и брахманы, люди из на­рода всех сословий и варн шли к. Нему и, услышав священные слова: «Приди ко мне, о бхикшу», — облачались в оран­жево-красноватые одежды.

По­лучив проповедь и наставления, ученики следовали за ним, составляя его постоян­ную свиту, или уединялись для реализации Дхармы. Они встречались друг с дру­гом и обменивались достигнутым опы­том. Они искали освобождение от смер­ти и с радостными лицами сообщали друг другу, что освобождение это найде­но. Спрашивали себя, за сколько време­ни может достигнуть своей цели человек, стремящийся к нирване, и старались уяс­нить друг другу образами и сравнениями, что день и час, в который человек обре­тет плод бессмертия, не в его власти, од­нако Учитель обещал ученику, что если тот установится на истинном пути, то че­рез малое время получит то, что влечет благородного на чужбину-достижение цели святого стремления — сознание единственно реальной истины. Ученик сравнивался с земледельцем, который должен пахать, сеять, орошать свою зем­лю, но не может сказать, что плод со­зреет сегодня или завтра. И, однако, день зрелости наступает. И всякий, кто пережил подобное просветление, твер­до помнил место, где он получил это бла­женство: как возведенный на престол раджа всю свою жизнь помнит место, где он родился, где возведен царем или где он победил врагов, так и бхикшу дол­жен думать о месте, где он отказался от светской жизни и надел шафрановую то­гу, сшитую из пожелтевших лоскутков, о месте, где он познал четыре благород­ные истины, и о том месте, где он, осво­бодившись от умственных и греховных заблуждений, достиг освобождения.

Среди ученых брахманов Магадхи бы­ло много образованных и талантливых людей. Таким был Шарипутра, который уже в 16 лет прослыл за искушенного в диспутах. Другой, по имени Маудгальяяна, своей начитанностью в ведах и осведомленностью в науках был по­добен царю, хотя и без короны на голо­ве. Молодые люди, оба близкие друзья, были приверженцами шрамана Санджайи. Они поклялись: кто первым до­стигнет освобождения от смерти, дол­жен сообщить об этом другому. Однажды Шарипутра увидел одного из учеников Будды — Ашваджита, который с достоинством и полный спокойствия, с опущенными глазами проходил по улиц Раджагрихи, собирая милостыню, когда. он увидел его, то подумал: «На­верное, это один из шраманов, которые святость обрели на этом свете, по­скольку достигли пути. Подойду я подвижнику и спрошу его:

«Друг! Во имя чего ты отрекся от ми­ра? Кто твой учитель и чье учение ты ис­поведуешь?» Но Шарипутра усомнился: «Теперь не время спрашивать этого бхикшу: он ходит по домам, собирая подношение. Пойдука я за ним, как хо­дят за человеком, от которого чего-ли­бо хотят».

Когда бхикшу Ашваджит, собрав подно­шение, решил вернуться, он заметил по­дошедшего к нему с поклоном шрамана Шарипутру. Обменявшись приветствен­ными дружескими словами, они пошли рядом. Тут Шарипутра, нищенствующий шраман, спросил высокочтимого бхикшу Ашваджита: » Лицо твое, друг, ясно: во имя чего ты отрекся от мира, кто твой учитель, чье учение ты исповедуешь?».

«Это великий шраман, друг, Сын Шакьев, вышедший из дома Шуддходаны и отрекшийся от сансары, он архат, мой совершенный учитель и его, Побе­доносного, Учение исповедую я».

«А что говорит твой Учитель, друг, чему он учит?»

«Я новичок, друг, недавно я оставил мир и только что обратился к этой Дхар­ме и к ее Винае, я не могу возвестить Дхарму во всей ее полноте, а могу толь­ко вкратце сказать тебе о ее смысле».

И сказал тогда нищий шраман Шари­путра высокочтимому Ашваджиту:

«Пусть будет так, друг. Скажи мне хоть немного и именно о смысле Учения! Я только и желаю знать смысл Учения, зачем мне говорить о его букве?»

И тогда высокочтимый Ашваджит ска­зал аскету Шарипутре такие слова Дхар­мы: «Совершенный Татхагата учит о при­чинах существования, происходящих от одной причины, и об их прекращении — таково Учение великого шрамана».

Когда нищий шраман Шарипутра ус­лышал эти слова Дхармы, то он сразу по­стиг, о чем идет речь, и пробудилось в нем чистое и незапятнанное чувство истины, и он познал, что «вес, имею­щее начало, должно иметь и конец».

«Если, Учение   состоит   толы в этом, — обратился он к Ашваджиту, то ты достиг состояния, где не существует никакого страдания, — состояли невиданного за мириады лет!»

После этого Шарипутра отправился к Маудгальяяне, своему другу.

«Лицо твое, друг, ясно, —сказал Маудгальяяна, увидев Шарипутру, — не шел ли ты Освобождение от смерти?»

«Да, друг, — ответил Шарипутра, — я нашел освобождение от смерти, — и он рассказал ему о своей встрече с Ашваджитом, и у Маудгальяяны также откры­лось «чувство чистой, незапятнанной истины».

Тщетно их учитель Санджайя старал­ся удержать их при себе, они вместе с большой толпой шраманов отправи­лись в рощу, где пребывал Будда. Словно шафрановое море окружало победонос­ного: в желтовато-красных одеяниях спо­койными рядами с прямыми спинами и устремленными на Джину лицами си­дели достойные архаты, другие бхикшу, недавно получившие посвящение. Даль­ше в белых одеждах восседали упасаки, ученики-миряне. За ними внимал Пропо­веди пришедший из столицы народ; от­четливо, мерно и гулко раздавалось сло­во    Будды,    с    многочисленными повторениями сказанного, с пояснения­ми, нарастающими и удаляющимися рас­катами грома отдавалось оно в сердцах внимавших. Подходили новые последо­ватели, самозабвенно кланялись девятирично по многу раз, потом садились на свободные места и замирали…

Победоносный, увидев приближаю­щихся к нему, сказал окружающим, что эти двое, подходящие к нему сейчас, будут первыми и благороднейшими из учеников его. Оба шрамана получили, таким образом, посвящение от самого Будды.