Поворот колеса учения
Теперь же, если кто спросит, признаю ли я вообще какую-нибудь точку зрения, то в ответ он услышит следующее: Татхагата свободен от любой теории, ибо Татхагата постиг, что есть тело, как оно возникает и как оно исчезает. Он постиг, что есть чувство, как оно возникает и как оно исчезает. Он постиг, что есть сознание, как оно возникает и как оно исчезает.
Поэтому, говорю я, Татхагата обрел полное Освобождение от всех мнений и предложений, от всех склонностей к тщеславному представлению о «я» и «мое».
Мадджхима-Никайя
Первые ученики. Первым существом, обратившимся к Будде Шакьямуни за наставлениями и получившим их, был дэва, который в начале тапаса Гаутамы, стал пастухом в тех местах, и посадил дерево для подвижника, чтобы оно давало ему тень. Ко времени Пробуждения этот пастух умер и переродился в дэвалоке — области богов, и на шестой неделе после обретения Гаутамой состояния Будды, оно спустилось к ногам Учителя, явившись, таким образом, первым слушателем его Учения.
Первыми последователями — упасаками, т. е. мирскими учениками Будды, стали два купца, гнавшие караван из Ориссы по лесу, через который шел Будда с обретенной только что чашей. Они, по совету некоего дэвы, приходившегося им родней по одному из прежних воплощений, предстали перед Буддой и предложили ему пищу — мед, рисовую кашу и сахарный очищенный тростник.
Это была первая пища, которая была предложена Будде.
Купцы, склонившись к ногам Будды, воскликнули: «Мы здесь, о Великий! Будда Прибежище наше, и Учение Твое Прибежище наше! Пусть отныне и на всю нашу жизнь Будда считает нас Его попечителями, ибо мы прибегаем к Нему! Да удостоит Бхагаван принять нас в качестве учеников с этого момента!»
Будда дал им свое согласие на то, чтобы они стали упасаками и наставил их в Пяти обетах. «Чему нам теперь поклоняться?» — спросили они. Будда подарил им восемь своих волос и благословил их, сказав: «Благословение Победоносного приносит счастье во все страны. Оно приносит осуществление всех желаемых целей. Все ваши планы должны осуществиться, и скоро все будет благоприятным».
Он также провозгласил, что они станут Буддами под именами Мадху и Самбхава. От них же Гаутама Будда узнал, что те, кому Он собирался возвестить свое учение, а именно его бывшие учителя Арада Калама и Удрака Рамапутра, уже умерли неделю назад.
Когда они расстались, Шакьямуни отправился в Бенарес, куда ушли его пятеро учеников и товарищей по аскезе, разочаровавшись в его способности достичь Бодхи.
Бенаресская проповедь. Учитель, в свою очередь, отправился на север, и пошел к городу, называемому Сарат-Хипура. Дошел, наконец, до Ганга. Там перевозчик спросил с него деньги за перевоз через реку. «У меня их нет,» — ответил Будда, поднялся в воздух и перебрался так на другой берег.
Пришедши в Бенарес, Он собрал подаяние и направился в Сарнатх. Пять Его учеников — Каундинья, Ашваджит, Башпа, Маханама и Бхадрика, которые оставили Его, увидели Его и сказали друг другу: «Вон идет шраман Гаутама, который ослабел в своей практике, оставил тапас, распустился, ел изобильно и пренебрегал устранением всего мирского, предаваясь жизни, полной излишеств. Теперь он пришел сюда. Не будем вставать пред ним, не подадим ему одеяние и чашу. Если подойдет, то пусть сам садится вон на то сиденье, которое пустует. Таково было соглашение, которое они установили меж собой, но Аджнята-Каундинья не одобрил этого в своем уме. Учитель прибыл, но эти пятеро не были способны осуществить свои намерения — выказать свое неуважение к нему. Они нарушили свое соглашение и поднялись со своих сидений. Один подошел встретить Учителя, другой приготовил для него сиденье и воду для омовения ног и рук.
«Добро пожаловать, — сказали они, — просим воссесть на это сиденье».
Будда сел и сказал им много слов, приведших их в восторг. Они называли его «аушмат» Гаутама — «долгоживущий», спрашивали его, не достиг ли он высшего знания, ибо, как они видят, чувства его ясны и остры, а кожа чиста. Но Учитель сказал: «Не называйте другом и высокочтимым Гаутамой того, кто стал Буддой и Татхагатой. Бхагаван есть святой — Архат и высочайший Будда. Он может спасти мир; на все живое он смотрит как на детей своих. Звать его простым светским именем — значит оскорблять отца. Такое — недостойное деяние. Зовите меня Буддой, Татхагатой!» — Он произнес эти слова, и пять шраманов стали его первыми учениками-бхикшу, пали к ногам его, исповедались и исполнились благоговения. После слов «Придите ко мне, о бхикшу», — «счастливая группа пяти» облачилась в оранжево-желтые одеяния бхикшу. Они сбрили волосы и бороду и преисполнились счастья.
Перед глазами Пробужденного вдруг простерлись 1000 тронов, сделанных из 7 видов драгоценностей. Он обошел три из них, которые принадлежали прошлым Буддам, и воссел на четвертый. После этого из его тела излился свет, осветивший 3 000 000 миров. Земля дрожала, и все живые существа очистились. Из-за облаков появились сонмы богов, которые поднесли ему Золотое Колесо — Дхармачакру с тысячью спицами и попросили его привести в движение Колесо Учения.
После этого он длительное время молчал, но в полночь заговорил с учениками, чтобы порадовать их.
Наконец, в конце ночи, когда начала заниматься едва различимая полоска утренней зари, Он начал проповедовать. Совершенный Будда сказал: «О бхикшу, внемлите, освобождение от смерти найдено. Внемлите, бхикшу, Я наставлю вас. Я открою вам свое Учение, Дхарму.
Если последуете вы моему наставлению, то вскоре достигнете высшего завершения святого стремления… Вы еще в этой жизни познаете истину и станете с нею лицом к лицу.
Две есть крайности, о бхикшу, которым не должен следовать отрекшийся от мира. С одной стороны, обычное в миру поведение — влечение к вещам, прелесть которых зависит от страстей и, в особенности, от чувственности. Это путь низший, путь заблуждающихся, недостойный, неполезный, годный только для преданных сансаре и обычному в ней поведению. С другой стороны есть путь аскетизма, путь мучительный, путь болезненный, недостойный и бесполезный.
Есть срединный путь, о бхикшу, чуждый этих двух крайностей, открытый Татхагатой, путь, глаза открывающий, знание дарующий, к обретению покоя, к достижению высшей мудрости, к полному Пробуждению, к нирване ведущий.
Какой же этот срединный путь, о бхикшу, чуждый этих двух крайностей, открытый Татхагатой, путь, глаза открывающий. Знание дарующий, к обретению покоя, к достижению высшей мудрости, к полному пробуждению, к нирване ведущий?
Воистину, о бхикшу, это святая истина о пути, ведущем к прекращению страдания. Это святой восьмеричный путь освобождения: истинное воззрение, истинное намерение, истинная речь, истинная жизнь, истинное деяние, истинное усилие, истинное осознавание, истинное самадхи.
Такой, о бхикшу, этот срединный путь, чуждый обеих крайностей, открытый Татхагатой, путь, глаза открывающий, знание дарующий, к обретению покоя, к достижению высшей мудрости, к полному пробуждению, к нирване ведущий.
И вот, о бхикшу, благородная, святая Истина о страдании:
Муками сопровождается рождение. Мучительна старость. Мучительна болезнь и смерть мучительна. Соединение с неприятным — страдание, и разлука с приятным, и всякое неудовлетворенное желание — также являются страданием. Ее пять родов сочетаний, возникающих от привязанностей, мучительны. Такова, о бхикшу, истина о страдании.
И вот, о бхикшу, благородная истина о причине страдания:
Воистину, это — жажда, причиняющая возобновление бытия, ведущая от рождения к рождению, сопровождаемая чувственными вожделениями, ищущая удовлетворения то здесь, то там: желание удовлетворения страстей, желание будущей жизни, жажда успеха и власти в этой невечной жизни. Такова, о бхикшу, истина о происхождении страдания.
И вот, о бхикшу, благородная истина о прекращении, угасании страдания:
Воистину, это отрешение от той жажды бытия, ведущей от рождения к рождению. Отказ от нее, прекращение этой жажды путем полного преодоления всех желаний, ввергающих нас в сансару. Это полное освобождение от влечения к этой временной жизни, избавление от него, отречение от него, отделение себя от него, победа над ним. Такова, о бхикшу, истина о прекращении страдания.
И вот, о бхикшу, благородная истина о пути, ведущем к нирване, к преодолению страдания:
Воистину, это открытый Татхагатой путь, лишенный двух крайностей, путь, глаза открывающий, знание дарующий, к обретению покоя, к достижению высшей мудрости, к полному пробуждению, к нирване ведущий: истинное воззрение, истинное намерение, истинная речь, истинное деяние, истинная жизнь, истинное усердие, истинное осознавание, истинное самадхи.
Такова, о бхикшу, истина о срединном пути восьмеричном, преодолевающем сансару и ведущем к нирване.
Эти истины о страдании, о причине страдания, о прекращении страдания — нирване и о пути, ведущем к ней, не встречались в учениях, передававшихся преданием. Внутри Татхагаты открылось видение, возникло знание, возникла мудрость, пробудилась премудрость, ведущая к нирване, возник свет, я шел, о бхикшу, своим проверенным путем, поэтому и открылось во мне видение, возникло знание, появилась мудрость, пробудилась премудрость, проявился свет, поэтому и открылась Татхагате истина о страдании, о причине страдания, о нирване и о пути к ней, хотя их и не было в учениях, переданных преданием…
И оттого, что Татхагата постиг эти святые истины о страдании, о причине страдания, о нирване, и о пути к ней, и открылось в нем видение, возникло знание, появилась мудрость, пробудилась премудрость, и проявился свет, и что эти истины являются благородными, святыми, доказывают мои видение, знание, мудрость, премудрость и свет.
Именно для того, чтобы я смог преодолеть сансару, мне и понадобились эти видение, знание, мудрость, премудрость и свет.
И от того, что у меня возникли эти видение, знание, мудрость, премудрость и свет, я и смог преодолеть источник и причину страдания, именно поэтому я и приобрел навык в пути, который называю восьмеричным.
И пока, о бхикшу, знание и прозорливость Татхагаты не были вполне ясны Ему относительно каждой из этих четырех благородных истин в их тройном постижении и в их двенадцатич-ленной обусловленной зависимости — до тех пор он в неуверенности размышлял относительно того, достиг ли он полного пробуждения в мудрости, не-превосходимой на небесах и на земле всем родом шраманов-аскетов и брахманов, богов и людей.
Но как скоро, о бхикшу. Знание и Пробуждение Татхагаты вполне ясно постигли и осознали каждую из этих Четырех святых Истин в их тройном постижении и в их двенадцатичленной обусловленной зависимости — лишь тогда убедился Татхагата в достижении Им полного пробуждения в Мудрости, полного просветления, не достигнутого ни на небе, ни на земле.
И вот, о бхикшу, теперь это видение, знание, мудрость, премудрость и свет проявились во мне. Необратимо отныне освобождение Татхагаты. Мое настоящее бытие — последнее, бхикшу, и не будет для меня новых рождений! — так говорил Благословенный Будда. Общество же пяти бхикшу и двух оленей, радуясь невыразимо, превозносило слова Бхагавата. И когда сутра была досказана, в высокочтимом Каундинье, первым из бхикшу, открылось видение истины, чистое, без малейшего искажения.
Боги, обитатели 33-х небес и другие, возгласили: «Ныне в Бенаресе, в роще Мригадавской, где упали Риши, приведено в движение Бхагаваном Буддой Колесо Верховной Проповеди, его же движение не остановить ни шраману, ни брахману, ни богу, ни Маре, ни Брахме, никому из Вселенной».
И в это же мгновение по всем мирам эта весть прокатилась гулом, и десятитысячекратная сфера миров задрожала, заколебалась и затряслась. Мир озарился беспредельным сиянием и светом, в котором поблекли все великолепие богов и небожителей. Бхагаван Будда обратил свой взор на первого из учеников и воскликнул: «Ты понял, Каундинья? Ты понял, Каундинья? Ты понял, Каундинья?».
Возможно, Бенаресская проповедь не была первой, об этом говорят некоторые тексты тибетской и китайской традиций, но она считается таковой, потому что более ранние откровения Будды слишком сложны для понимания обычных людей.
\
Сутра об отсутствии Атмона
Учитель Будда, таким образом, понял живых существ, подверженных страданию, ослепленных мраком невежества, связанных узами эгоистичных взглядов, придавленных горой гордости, истребляемых огнем желания, ранимых оружием ненависти, брошенных в пустыню сансары и неспособных пересечь поток рождения, старости, болезни и смерти. Чтобы освободить их от страдания, из промежутка между Его зубами, напоминающими прекрасную звонкую раковину, Он вытянул свой язык, наделенный чудесной силой, извлек звук голоса, подобный голосу Брахмы, и изложил свое драгоценное Учение.
Второй сутрой, которую Он произнес, была сутра о несуществовании какой-либо отдельной и изолированной от окружающего мира «души» или Атмана.
Встреча с джайном
По пути встретился голый аскет-джайн, по имени Упака. Он спросил, во имя кого удалился Он от мира, кто его учитель и в чем его Учение. Будда ответил: «Я победил всех врагов, Я Архат. Я всемудр и полностью свободен от каких бы то ни было загрязнений. Я от всего отказался и обрел освобождение через устранение всех желаний. Самостоятельно овладев знанием, кого могу я назвать своим учителем? Нет у меня учителя. Нет равного мне ни в мире людей, ни в мире богов. Я Архат в этом мире, я Высший Учитель, я — единственный Совершенный Будда. Я овладел нирваной и теперь иду возвестить об этом».
— «Итак, друг, ты утверждаешь, что ты Архат, Тиртханкар, Абсолютный Джина?» — спросил джайн.
— «Да», — ответил Будда.
— «Куда Вы идете?» — спросил Упака.
— «Я иду в Бенарес привести в движение Колесо Дхармы».
— «Да будет так, друг!» — пожелал джаин и повернул на юг
Распространение Проповеди
Учение было провозглашено, и первые пятеро, или «счастливая группа пяти», стали первыми бхикшу-монахами Будды, начиная с Каундиньи, который после первой проповеди стал Архатом. Это были первые члены буддийской Арья Сангхи — Вселенского братства освобожденных — Будды и его сыновей.
«Я освобожден, бхикшу, — наставлял их Будда, — от всех уз, человеческих
и божественных. И вы, бхикшу, так же свободны от них. Идите же, бхикшу, и странствуйте для приобретения многих, для блага многих, из сострадания к миру, ради пользы и благополучия всех существ и людей.
Не ходите, бхикшу, по одному и тому же пути. Проповедуйте Дхарму истинную в своем начале, середине и конце, истинную по духу и исполнению. Моя Дхарма есть Учение милости для всех. Проповедуйте Дхарму ясно и понятно. Я призываю вас, бхикшу, чтобы каждый учил Дхарму на своем родном языке.
Провозглашайте необходимость совершенной, чистой й святой жизни. Есть существа, очи которых едва-едва застилаются прахом. Но если не будете проповедовать им Дхарму, то они так и не достигнут спасения. Если же Учение будет им возвещено, то они постигнут Дхарму.
И я также, бхикшу, направлюсь в Урувелу, в Сенанинагаму, для проповеди Дхармы».
Обращение Кашьяпы
В той местности, куда отправился Будда, предавался тапа-су отшельник-шраман — огнепоклонник Кашьяпа. Он считал огонь первопричиной всего мироздания. Очень много людей почитали его и считали своим учителем. Будда и Кашьяпа встретились при большом скоплении народа из Раджагрихи и, общаясь, применили по отношению друг к другу множество аргументов и сиддх. Их пещера, куда они удалились для диспута, содрогалась от громов и окутывалась густым черным дымом. Когда, после продолжительного времени, пелена рассеялась, то все смогли лицезреть на холме Гайяширша победоносного Будду Шакьямуни и склоненного к его ногам великого старца. Толпа из его 500 учеников и людей, почитателей из народа окружили их. Все они верили, что в Огне скрыта божественная рила — источник всего. И вот перед этими людьми, бывшими учениками Кашьяпы, Будда произнес свою Огненную сутру, где переосмыслил огонь в духе Дхармы, представив его пламенем, в котором бурлит вся вселенная.
Он говорил: «Все горит, бхикшу. Все в мире объято пламенем. Но каким образом, о бхикшу? Взор ваш горит. Видимыe вещи горят. Горят впечатления, основанные на зрительных восприятиях. Соприкосновение взора с видимыми вещами — уже вспышка пламени. Ощущение, этим соприкосновением производимое, приятное ли, неприятное или безразличное, также — горение…
Но каким же огнем пламенеет все это? И я говорю истину: все горит огнем вожделения (тришна), огнем гнева, огнем неведения, горит муками рождения, горит печалью увядания и терзанием смерти, горит дыханием скорби и стонов, горят неизбежностью страданий. Все объято огнем уныния и отчаяния. Слух наш горит. Звуки обжигают уши. Мы вдыхаем запах огня, и язык ощущает вкус пламенеющей сансары. Тело наше в огне. Прикоснитесь к предметам этого мира, и они горят… Дух наш объят огнем, и наши мысли пылают… О, бхикшу, осознайте все это! Ученик, наставляемый в Учении, идущий путем благородным, понимает сказанное мною, сказанное Татхагатой. Взор его переполняется утомлением, ему невыносимо видеть пылающие вещи, его жгут впечатления рассудка, основанные на видении пылающего вихря сансары… Он изнемогает от треска огня и от всех ощущений тела, которые есть прикосновение огня. Процесс самого мышления — костер… Но спокоен он, видя это, сбрасывает тлеющую одежду страстей и становится свободным от них. Освободившись, он достигает своей Нирваны, своей свободы, и реально постигает, что способность к перерождению погашена в нем, что совершена святость, выполнена Дхарма и дальнейший возврат в этот огненный мир более для него невозможен…»
У него сразу появилось полтысячи учеников, преданных и счастливых бхикшу. Даже нага Мучилинда, укрывавший в свое время Бодхисаттву в джунглях своим телом, явился к нему в образе юноши для получения поучений в Дхарме. Поодиночке и группами, аскеты-шраманы и брахманы, люди из народа всех сословий и варн шли к. Нему и, услышав священные слова: «Приди ко мне, о бхикшу», — облачались в оранжево-красноватые одежды.
Обращение Шарипутры и Маудгальяяны
Получив проповедь и наставления, ученики следовали за ним, составляя его постоянную свиту, или уединялись для реализации Дхармы. Они встречались друг с другом и обменивались достигнутым опытом. Они искали освобождение от смерти и с радостными лицами сообщали друг другу, что освобождение это найдено. Спрашивали себя, за сколько времени может достигнуть своей цели человек, стремящийся к нирване, и старались уяснить друг другу образами и сравнениями, что день и час, в который человек обретет плод бессмертия, не в его власти, однако Учитель обещал ученику, что если тот установится на истинном пути, то через малое время получит то, что влечет благородного на чужбину-достижение цели святого стремления — сознание единственно реальной истины. Ученик сравнивался с земледельцем, который должен пахать, сеять, орошать свою землю, но не может сказать, что плод созреет сегодня или завтра. И, однако, день зрелости наступает. И всякий, кто пережил подобное просветление, твердо помнил место, где он получил это блаженство: как возведенный на престол раджа всю свою жизнь помнит место, где он родился, где возведен царем или где он победил врагов, так и бхикшу должен думать о месте, где он отказался от светской жизни и надел шафрановую тогу, сшитую из пожелтевших лоскутков, о месте, где он познал четыре благородные истины, и о том месте, где он, освободившись от умственных и греховных заблуждений, достиг освобождения.
Среди ученых брахманов Магадхи было много образованных и талантливых людей. Таким был Шарипутра, который уже в 16 лет прослыл за искушенного в диспутах. Другой, по имени Маудгальяяна, своей начитанностью в ведах и осведомленностью в науках был подобен царю, хотя и без короны на голове. Молодые люди, оба близкие друзья, были приверженцами шрамана Санджайи. Они поклялись: кто первым достигнет освобождения от смерти, должен сообщить об этом другому. Однажды Шарипутра увидел одного из учеников Будды — Ашваджита, который с достоинством и полный спокойствия, с опущенными глазами проходил по улиц Раджагрихи, собирая милостыню, когда. он увидел его, то подумал: «Наверное, это один из шраманов, которые святость обрели на этом свете, поскольку достигли пути. Подойду я подвижнику и спрошу его:
«Друг! Во имя чего ты отрекся от мира? Кто твой учитель и чье учение ты исповедуешь?» Но Шарипутра усомнился: «Теперь не время спрашивать этого бхикшу: он ходит по домам, собирая подношение. Пойдука я за ним, как ходят за человеком, от которого чего-либо хотят».
Когда бхикшу Ашваджит, собрав подношение, решил вернуться, он заметил подошедшего к нему с поклоном шрамана Шарипутру. Обменявшись приветственными дружескими словами, они пошли рядом. Тут Шарипутра, нищенствующий шраман, спросил высокочтимого бхикшу Ашваджита: » Лицо твое, друг, ясно: во имя чего ты отрекся от мира, кто твой учитель, чье учение ты исповедуешь?».
«Это великий шраман, друг, Сын Шакьев, вышедший из дома Шуддходаны и отрекшийся от сансары, он архат, мой совершенный учитель и его, Победоносного, Учение исповедую я».
«А что говорит твой Учитель, друг, чему он учит?»
«Я новичок, друг, недавно я оставил мир и только что обратился к этой Дхарме и к ее Винае, я не могу возвестить Дхарму во всей ее полноте, а могу только вкратце сказать тебе о ее смысле».
И сказал тогда нищий шраман Шарипутра высокочтимому Ашваджиту:
«Пусть будет так, друг. Скажи мне хоть немного и именно о смысле Учения! Я только и желаю знать смысл Учения, зачем мне говорить о его букве?»
И тогда высокочтимый Ашваджит сказал аскету Шарипутре такие слова Дхармы: «Совершенный Татхагата учит о причинах существования, происходящих от одной причины, и об их прекращении — таково Учение великого шрамана».
Когда нищий шраман Шарипутра услышал эти слова Дхармы, то он сразу постиг, о чем идет речь, и пробудилось в нем чистое и незапятнанное чувство истины, и он познал, что «вес, имеющее начало, должно иметь и конец».
«Если, Учение состоит толы в этом, — обратился он к Ашваджиту, то ты достиг состояния, где не существует никакого страдания, — состояли невиданного за мириады лет!»
После этого Шарипутра отправился к Маудгальяяне, своему другу.
«Лицо твое, друг, ясно, —сказал Маудгальяяна, увидев Шарипутру, — не шел ли ты Освобождение от смерти?»
«Да, друг, — ответил Шарипутра, — я нашел освобождение от смерти, — и он рассказал ему о своей встрече с Ашваджитом, и у Маудгальяяны также открылось «чувство чистой, незапятнанной истины».
Тщетно их учитель Санджайя старался удержать их при себе, они вместе с большой толпой шраманов отправились в рощу, где пребывал Будда. Словно шафрановое море окружало победоносного: в желтовато-красных одеяниях спокойными рядами с прямыми спинами и устремленными на Джину лицами сидели достойные архаты, другие бхикшу, недавно получившие посвящение. Дальше в белых одеждах восседали упасаки, ученики-миряне. За ними внимал Проповеди пришедший из столицы народ; отчетливо, мерно и гулко раздавалось слово Будды, с многочисленными повторениями сказанного, с пояснениями, нарастающими и удаляющимися раскатами грома отдавалось оно в сердцах внимавших. Подходили новые последователи, самозабвенно кланялись девятирично по многу раз, потом садились на свободные места и замирали…
Победоносный, увидев приближающихся к нему, сказал окружающим, что эти двое, подходящие к нему сейчас, будут первыми и благороднейшими из учеников его. Оба шрамана получили, таким образом, посвящение от самого Будды.